Анна Потерпеева - На войне и в тылу — по-фронтовому
Остервенелые фашисты, отступая, оставляли после себя пепелища. Наши войска освобождали населенные пункты, которые были только на картах. Хатынь, сотни, тысячи белорусских деревень, превращенных в пепелища. Болью и ненавистью наполнялись сердца советских солдат.
В Шклове Полину еще с несколькими девчатами определили на постой к дяде Степану, одному из подпольщиков в период оккупации. Степан (фамилию его Полина Николаевна, к сожалению, не помнит) работал на мельнице: этой мукой подпольщики снабжали партизан.
…А на освобожденной территории, в лесах были враги: оказавшиеся в окружении гитлеровцы, бывшие полицаи, бандеровцы. Они нападали на советских военнослужащих, обстреливали автомашины, минировали дороги.
— Леса прочесывали, но «кукушки», как мы называли немецких снайперов, умели прятаться, — вспоминает Полина Николаевна. — Приедешь в роту — и считаешь пробоины в бортах, в кабине «студебеккера»…
Полине Порядиной не довелось дойти до Берлина. Из освобожденной Польши их часть отправили в тыл. До конца войны она была занята на перевозке обезвреженных снарядов и мин. Этих фашистских «подарков» боялась, пожалуй, больше, чем бомбежки на днепровской переправе. Особенно после того, как при разминировании в Курске погибли ее боевые подруги водители Нина Крутова и Нина Масленникова…
Сын полка
Многие не дожили до нашей победы. 9 мая 1945 года погиб в Восточной Пруссии самый близкий человек Полины Порядиной, ее старший брат Иван, лихой кавалерист-гвардеец. Она не видела его с 1939 года, с тех пор, как он ушел служить в армию на Дальний Восток. Может быть, так просилась она на фронт еще и потому, что где-то глубоко теплилась надежда встретить брата…
Погибла и старшая сестра Нины Андреевны Воробьевой Лиза, вслед за которой Нина и сама ушла на фронт. Похоронена Лиза в братской могиле у деревни Ново-Николаевка, что на Днепре. На граните там выбито 1128 фамилий. Столько советских солдат погибло при освобождении этой одной-единственной деревни. А сколько таких памятников по всей нашей земле…
Нина Воробьева (девичья ее фамилия Бедова) родом из Тулы. Когда к городу подошли танки Гудериана, вместе с подругами, вчерашними школьницами, рыла окопы, противотанковые рвы, потом стала помогать Лизе, которая к этому времени уже была санинструктором.
Толстовская застава, Орловское шоссе… Эти названия, эта земля священны для каждого русского человека. Фашисты стремились взять Тулу во что бы то ни стало. Она открывала путь на Москву, к которой рвались гитлеровские полчища.
Немцы глубоко обошли город с востока и запада. Эвакуировать раненых не было возможности. Госпитали переполнены. Не хватало бинтов, медикаментов, донорской крови. Нина сдавала кровь вместе со всеми. Да так и осталась с ранеными.
Тулу отстояли. Подошли сибиряки. Полк, куда Нину зачислили санинструктором, уходил к Калуге. Так начался ее боевой путь вместе со 154-й стрелковой дивизией, позднее переименованной в 47-ю Нижнеднепровскую Краснознаменную ордена Богдана Хмельницкого гвардейскую стрелковую дивизию. Начался долгий путь до Берлина — семь тысяч километров с боями.
Деревня Большие Козлы, что под Калугой. Беспрерывные бомбежки. За десять дней из трехсот домов осталось только два. Прямые попадания бомб уничтожили три операционные.
Потом Калуга. Город горел. Во дворе дома, где располагалось гестапо, — обезглавленные трупы. Детский дом, дети, похожие на маленьких старичков…
— Дети пухли с голода, — вспоминает Нина Андреевна. — Прошло уже столько лет, но не могу говорить об этом без слез. В детдоме было 150 детей. Фашисты, изверги, выдавали им на день полтора килограмма крупы. На всех. Помню митинг там, у детского дома. Помню, как говорил на нем комиссар нашего батальона, потом наш политрук. Они оба погибли вскоре… Мы отдали детям свой пайковый сахар, выданный заранее. И поклялись в этот день, что дойдем до Берлина!
Потом тяжелые бои за Козельск. За десять дней через медсанбат дивизии прошло пять тысяч раненых.
Она вспоминает такой эпизод. Ее направили на помощь раненым. Они находились в сарае, далеко от медсанбата. Сорок человек. А она одна. Потом раненых прибавилось еще и еще. К концу дня их насчитывалось уже 156 человек.
Несколько раз Нина отправлялась в медсанбат за бинтами и сухарями. Над дорогой постоянно висела «рама» — немецкий самолет-разведчик. Не раз следовал артналет. Но хуже всего было с водой. Нине то и дело приходилось пробираться через кустарник к реке, по которой плыли почерневшие трупы…
Под Сталинградом Нина была тяжело контужена, на долгое время потеряла слух и речь. После выздоровления вернулась в строй.
Из девчат-тулячек, которые в Калуге поклялись друг другу обязательно дойти до Берлина, выполнить эту клятву довелось не всем. Тяжело контузило подругу Инну. Тяжело заболела Галя Санаева, похоронили в братской могиле Валю Батову. Фельдшер Мария Васильева была убита под самым Берлином.
Нина Андреевна хорошо помнит тот день. Бои шли на Зееловских высотах. Девушки выносили из-под огня раненых. Сдав их в медсанбат, они вновь отправились на передовую. На мостике через небольшую речушку стоял указатель с надписью: «Берлин — 61 км».
— Вот куда дошли мы, девчата, скоро домой, — проговорила Маша и тут же, без крика, упала. Пуля попала ей в лицо. Подруги бросились к ней, но девушка была убита наповал. В мертвых открытых глазах ее отражалось голубое апрельское небо. Небо весны нашей Победы.
Полк, в котором служила санинструктором Нина Бедова, брал центр Берлина. Ему было присвоено наименование Берлинский. На стене рейхстага девчата оставили надпись: «Мы из Тулы». Эти три коротких слова означали, что клятву свою они сдержали. И те, кто дожил до Победы, и те, кто своей смертью — пусть хоть на миг — приблизил ее.
В те суровые годы войны Нина Андреевна и ее муж Михаил Данилович Воробьев усыновили шестилетнего Сережу. Вот что пишет в своей книге «Шестилетний гвардеец» однополчанин Нины Андреевны и Михаила Даниловича В. С. Денисенков:
«Только что стихло сражение. Мы потеснили противника: выбили его из небольшого населенного пункта и холмистого лесного массива. Здесь-то, в истерзанном бомбами и снарядами лесу, и нашли насмерть перепуганного, больного и голодного мальчишку. С трудом удерживаясь на тоненьких, покрытых струпьями ножках, он смотрел на нас большими и, казалось, немигающими глазами.
Впечатление эта встреча произвела гнетущее. Даже видавшие виды, закаленные в жарких боях воины отворачивались, чтобы смахнуть слезу. Все подавленно молчали.
Первым заговорил заместитель командира стрелкового полка майор Михаил Данилович Воробьев.
— Ну, здравствуй, герой! — гладя широкой ладонью по волосам ребенка, пробасил он. — Как же тебя зовут?
— Сережей, — тихо промолвил мальчик.
— Сергеем, значит. Вот и хорошо. А фамилию-то, поди, не помнишь?
— Алешков я. Так тетя Настя меня называла.
— Это какая же тетя Настя? — заинтересовался Воробьев.
— Из партизанского отряда, — ответил Сережа.
— Да ты, оказывается, еще и партизанил? Молодец! — заулыбался Михаил Данилович, поднимая мальчика на руки».
Отец Сережи умер еще до войны. Два брата были на фронте. А маму и еще одного брата Петю, партизана, замучили фашисты. Нельзя без боли слушать рассказы Нины Андреевны о маленьком Сереже. О том, как он выздоравливал, как тянулись к нему бойцы, согревая в заботе о нем свои ожесточенные войной сердца.
Сережа в перерывах между боями приносил солдатам письма. А однажды помог обезвредить фашистских разведчиков. Заметив, что двое каких-то людей спрятались в скирде соломы, он сообщил об этом бойцам. У тех двоих оказалась рация. В наш тыл они пробрались, чтобы корректировать огонь немецкой артиллерии. Сережа был награжден медалью «За боевые заслуги».
С нашими войсками Сережа дошел до Польши. Здесь, на берегах Вислы, познакомился с командармом Василием Ивановичем Чуйковым. Он посоветовал юному гвардейцу отправиться учиться в суворовское училище.
В Тулу, где предстояло учиться, Сережа уезжал вместе с мамой, Ниной Андреевной: она ждала ребенка.
У Нины Андреевны родился Слава. Сережу к этому времени зачислили в училище. Правда, не сразу. Мальчик был очень слаб. Ранение и контузия сказывались на его здоровье. И все-таки его приняли — после того, как с просьбой об этом обратился В. И. Чуйков.
Пробыв дома несколько месяцев, Нина Андреевна вновь отправилась на фронт. Маленького сынишку оставила со своей мамой.
— Не могла поступить иначе. Обязана была дойти до Берлина, увидеть столицу фашистского рейха поверженной, — говорит Нина Андреевна. — Я нужна была раненым бойцам, и в новые бои шла за Славика, за Сережу, за сирот в том калужском детском доме…
